Колонна гордая! о лавр вечнозеленый! Ты пал! — и я навек лишен твоих прохлад! Ни там, где Инд живет, лучами опаленный, Ни в хладном Севере для сердца нет отрад! ...
И он угас! и он в земле сырой! Давно ль его приветствовали плески? Давно ль в его заре, в ее восходном блеске Провидели мы полдень золотой? Ему внимали мы в тиши, благоговея,...
Когда под заступом холодным Скрипел песок и яркий снег, Во мне, печальном и свободном, Еще смирялся человек. Пусть эта смерть была понятна — В душе, под песни панихид, Уж проступали злые пятна...
В горле моем заглушенного горя мгновенье- вот преткновенье для вздоха, и где дуновенье воздуха? — вымер он весь иль повеять ленится? Тяжко, неможется, душно дубам Леонидзе....
Кто убил Джона Китса? — Я, — ответил свирепый журнал, Выходящий однажды в квартал. — Я могу поручиться, Что убили мы Китса! — Кто стрелял в него первый? — Я, — сказали в ответ...
Значит, и ты уснул. Должно быть, летя к ручью, ветер здесь промелькнул, задув и твою свечу. Узнав, что смолкла вода, и сделав над нею круг, вновь он спешит сюда, где дым обгоняет дух. ...
какое утро ночь темница в траве лежала заграница стояла полночь а над нею вился туман земли темнее летали птицы чоботы и поднимали соленые хоботы тогда на ветке в русских сапогах...
Он умер в январе, в начале года. Под фонарем стоял мороз у входа. Не успевала показать природа ему своих красот кордебалет. От снега стекла становились у’же....
А все, кого я на земле застала, Вы, века прошлого дряхлеющий посев! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вот здесь кончалось все: обеды у Донона, Интриги и чины, балет, текущий счет......
И взвился костер высокий Над распятым на кресте. Равнодушны, снежнооки, Ходят ночи в высоте. Молодые ходят ночи, Сестры — пряхи снежных зим, И глядят, открывши очи, Завивают белый дым....
Не хвастай, время, властью надо мной. Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут новизной. Они — перелицовка старины. Наш век недолог. Нас немудрено Прельстить перелицованным старьем....
На собранье целый день сидела – то голосовала, то лгала... Как я от тоски не поседела? Как я от стыда не померла?.. Долго с улицы не уходила – только там сама собой была....
На солнце утреннем пшеница золотая Тихонько греется, росой еще сверкая. Ночною свежестью лазурь еще ясна. Выходишь из дому, хоть незачем; видна На волнах зыбких трав, текущих вдаль, желтея,...
Нас старость грустная настигнет без труда, Мы немощны теперь, и нет у нас желанья. С тех пор, как умерла подруга, — никогда Не полнится душа тревогой ожиданья. Та жизнь прошла для нас, чудес и бед полна,...