1
В тумане, где простерлись ланды.
Стоит заброшенный и опустелый дом.
Любовь их зародилась в нем...
Он высится, покинут, над прудом,
В тумане, где простерлись ланды.
Где корабли — те, что пришли
Издалека, — сереют смутно
В воде канала мутной,
В тумане, где простерлись ланды,
Где речки и ручьи буравят Нидерланды.
Июльским днем он уезжал,
Когда дрожал над крышей зной
И ветер пил его шальной.
Куда он ехал — сам не знал,
Но верил, что вернется к ней
Спустя немало лет, спустя немало дней,
Наполненных упорною борьбою
С судьбою,
И, гордую скрывая нежность,
Любимой принесет весь мир в своих руках,
В душе, забывшей страх,
В глазах, впивавших синюю безбрежность.
Он увидал моря — и вновь и вновь моря,
Просторы, где встает над тропиком заря,
Дремучие леса в уборе пышно-рдяном,
Цепляющиеся ветвями за туман,
И исполинских змей и белых обезьян,
Что ловко прыгали по голубым лианам.
Коралловый атолл сверкал ему средь бурь;
Он видел райских птиц — и пурпур и лазурь
Их оперения... И золотые пляжи
И горы перед ним вставали, как миражи.
Он шел по берегу среди нависших скал,
И налетавший бриз лицо его ласкал
И чудилось ему, что это милой руки
Касаются его пылающих висков,
Прочь отогнав тоску, утишив боль разлуки,
И ветер доносил обрывки нежных слов —
Преодолевшие бескрайность моря звуки...
А между тем в краю далеком, но родном,
В их белом домике, средь лилий и глициний,
Она его ждала, в мечтах о нем одном,
И видела его сквозь сумрак ночи синий.
Шкатулка, что его записки берегла,
Подушка, что голов хранила отпечаток,
Диван, любимая качалка у стола,
Большое зеркало, которое когда-то
Скрестило взгляды их, — все ночью, утром, днем
Напоминало ей настойчиво о нем.
Как часто вечером, когда лучи заката
Окутывали даль вуалью розоватой,
Его упрямая и нежная рука,
Как будто в поисках следов от ласк давнишних,
Касалась глаз, волос, колен ее слегка,
Трепещущих грудей, губ, алых словно вишни...
Какою радостью переполнялась грудь,
Как празднично в душе бывало! Ни ненастье,
Ни бури не могли в такие дни спугнуть
Ее огромное, сияющее счастье,
Когда она, забыв томящую усталость,
К ласкающей руке губами прикасалась.
Два сердца разлучить не мог и океан...
И где бы ни был он — среди лесов, саванн,
В долинах и в степях, в болотах и в пустыне,
На берегу морском, в горах и на равнине —
Повсюду с ним любимая была,
С ним вместе странствуя, в душе его жила,
Когда он к цели шел дорогой каменистой,
Среди опасностей, в потемках ночи мглистой.
2
Но как-то раз, в вечерний час,
В стране, где много рек и где полей квадраты
Средь новых домиков похожи на заплаты,
В голубоватой мгле, далеко за мостом,
Он город увидал — огромный, шумный, алый,
Как будто сад из камня и металла —
И сердце замерло от восхищенья в нем.
Оттуда долетал
С клубами дыма вместе
Неясный рокот улиц и предместий.
Он не смолкал
Ни днем, ни по ночам,
Сливаясь с гулом волн, что пели берегам
Морские саги.
Свистки внезапно, как зигзаги,
Прорезывали воздух иногда.
Из порта, где стоячая вода
Пропахла керосином,
Отрывистых гудков летел призыв к нему,
И фонарей огни пронизывали тьму,
Взмахнувшую крылом нетопыриным.
Прямые пальцы труб вонзались в облака,
Стеклянный свод блистал над рынком,
над вокзалом,
И, как циклопа глаз, маяк издалека
Подмигивал огнем зеленым, белым, алым,
Выхватывая вдруг из мрака корабли,
Пришедшие со всех концов земли.
И всеми фибрами души воспламененной
Он город ощутил, громадный и бессонный,
Его кипение, борьбу надежд и сил,
Людских умов и воль соревнованье.
Могущество труда, воздвигнувшего зданья
Многоэтажные... Гигант его пленил,
Ошеломил его, потряс воображенье;
В предчувствии грозы он весь затрепетал.
В душе, как в зеркале, контрастов отраженья...
Ему казалось — он сильнее, зорче стал,
И выше, и смелей, умноженный стократно
Толпой... И с жадностью внимал он шум невнятный
Далеких выкриков, шагов и голосов,
И гомон города, и грохот поездов,
Увенчанных султаном белым дыма
И мчавшихся по светлым рельсам мимо.
Перед его доверчивой душой
Ритм города возник, как откровенье,
Ритм лихорадочный, кипучий, огневой,
Ритм, уносящий время за собой,
Ритм учащенного сердцебиенья...
3
Пока в ее душе, утратившей покой,
Сменялась грусть уныньем и тоской —
Он позабыл о ней, подхвачен словно шквалом.
Его энергия, как фейерверк, пылала.
Как перед ветерком камыш — пред ним судьба
Склонилась наконец, послушная раба.
Сиянье золота слепило, чаровало,
Безумная вокруг стихия бушевала,
Но, все опасности и страхи одолев,
Удачу он поймал, как антилопу — лев.
Он стал хозяином, владыкой силы грозной,
Он укротил ее, все выгоды извлек
Из гибельной игры, из мощи грандиозной
И верил, что его рукою движет рок.
Покорные ему, искали рудокопы
И в недрах Кордильер, и в рудниках Европы,
И в знойных тропиках, и там, где смерзлись льды,
Железа, олова и серебра следы;
Он заставлял людей нырять на дно морское,
Взбираться к облакам, долбить пласты в забое;
Его огромные красавцы корабли,
Наполнив грузом трюм, по океанам шли,
И хриплые гудки в ушах его звучали.
Порой он странные слова произносил,
Не видя, он смотрел... Пред ним вставали дали.
От вычислений пьян, он чудеса творил.
Склоняясь по ночам над картой в кабинете,
Чтоб залежи руды отметить на планете.
Он ощущал теперь пульс мира под рукой,
Пульс доков, мастерских, заводов, скотобоен...
Пульс этот бился в нем, и быстр и беспокоен.
Экватор, полюсы и звезд далеких рой!
Как он вобрал в себя, познав вселенной цельность.
Ваш холод, и жару, и блеск, и беспредельность!
4
О, незабвенные былые времена,
И домик над рекой, где так ждала она,
И, отдаленные пучиной расстоянья,
Ее любовь, ее очарованье!
Он позабыл о вас, он вами пренебрег.
Лишь зов стихийных сил теперь тревожить мог
И волновать его — не золотая лира:
Ведь у него в груди забилось сердце мира.
Со страхом, с радостью, познав его закон,
Его велениям повиновался он.
Поблекли прошлого чудесные картины,
Как фрески мастеров старинных...
Каким трагическим и жутким был тот час,
Когда декабрьские туманы плыли мимо
И зеркало, в котором столько раз
Встречались взгляды их, где трепетал экстаз,
Разбилось, выскользнув из рук любимой...
И сердце сделалось гробницею любви,
Воспоминание, как факел, в нем пылало.
Дни грустные текли... Она их коротала,
Пока закат не утопал в крови.
Приплывшие назад из-за моря — молчали:
Они ее судьбу безрадостную знали.
И ветер к ней призыв уже не доносил,
И ждать любимого ей не хватало сил.
Прекрасные глаза не меркли от страданья...
Любовь, которая не знает увяданья,
Любовь, дремавшая до этого в тиши,
Еще раз расцвела в глуби ее души
Так пышно,
Что смерть пришла неслышно.
Однажды, зимним днем,
С улыбкой на устах, без жалоб, без мученья,
Она угасла, думая о нем,
Шепча слова любви, привета и прощенья.
В тумане, где простерлись ланды,
Стоит заброшенный и опустелый дом.
Любовь их зародилась в нем...
Он высится, покинут, над прудом,
В тумане, где простерлись ланды,
Где корабли — те, что пришли
Издалека, — сереют смутно
В воде канала мутной,
В тумане, где простерлись ланды,
Где речки и ручьи буравят Нидерланды.