Я на вопрос: «Как ваше мненье?» —
Скажу вам вот что: ложный вкус
Пора изгнать, и я гоненье
Начать немедленно берусь.
Авось окажет вам подмогу
И в деле критики певец:
Где мгла, там часто на дорогу
Выводит зрячего слепец!
О, гром стихов высокопарных!
Как ты противен мне и дик!
Толпа новаторов бездарных
Совсем испортит наш язык;
Собьет нас с толку фраз рутина,
И будут впредь, к стыду страны,
Для Лафонтена и Расина
Нам переводчики нужны.
На музу глядя, я краснею!
Она теряет всякий стыд
И давит формою идею,
Приняв отменно важный вид;
Не скажет «страсти», а «вулканы»,
Не «заговор», а «грозный риф»!
Ее герои — истуканы,
И вся их слава — дутый миф...
Искусство быстро вымирает,
Где вырождаться начал вкус.
Ведь лексикон свой расширяет
Народ без нас, без наших муз...
Он новых слов даст много свету
При новом веянье в стране;
К чему ж подделывать монету,
Которой нет еще в казне?!
Язык наш любит смесь величья
И простоты; он чужд прикрас.
Педант и школьник — без различья —
Пугают вычурностью фраз!
В нем есть давно слова угрозы,
Слова любви в нем есть давно,
И тем, кто вызвать хочет слезы, —
Их искажать запрещено.
Цель языка: чтоб мысль царила
Без всяких блесток и затей.
Пойдем на площадь; окружила
Там батальон толпа детей.
Вот барабанщик. Все в волненье;
Расшит тесемками убор!..
Он — бог войны, в их детском мненье...
«Ура! Ура, тамбурмажор!»
А там, далеко на чужбине, —
Другой, в походном сюртуке,
С холма за битвою в долине
Следит, бинокль держа в руке.
План действий весь его системы:
— Направо! В тыл! Отрежь; ударь!..
Так. Хорошо. А кстати: где мы?
— Мы в Аустерлице, государь.
Вот этот серый человечек
И есть герой; он — мысль... Она
Без фраз, без блесток и колечек
В вожде и в авторе видна!
Она теряет от убора.
И дело критики — следить,
Чтоб в галуны тамбурмажора
Не смели гения рядить!..