Я странствовал в Стране Людей,
Я был в Стране Мужей и Жен —
И лютый страх застыл в глазах,
В ушах остался с тех времен.
Там тяжкий труд — Зачать Дитя,
Забава Праздная — Рожать;
Так нам легко сбирать плоды,
Но тяжко сеять и сажать.
Дитя же, если это Сын,
Старухе Дряхлой отдают,
И та, распяв его гвоздем,
Сбирает крик в златой сосуд.
Язвит терновником Чело,
Пронзает Ногу и Ладонь,
И Сердце, грудь ему разъяв,
Кидает в прорубь и в огонь.
«Тут больно? — ищет. — Тут? а тут?»
В находке каждой — торжество.
Растет он в муках, а она
Лишь молодеет оттого.
И вот он — строен и кровав.
И дева с ужасом в глазах.
И, путы сбросив, он ее
Берет — всю в путах и в слезах.
«Тут больно? — ищет. — Тут? а тут?»
Ведет, как плугом, борозду;
Он обитает в ней теперь,
Как в нескончаемом саду.
Но вянет вскорости и он,
В своем жилище, как слепой,
Крадясь меж Блещущих Богатств,
Что захватил за День Земной.
Его богатства — жемчуг слез,
Рубины воспаленных глаз,
И злато раскаленных дум,
И страсть, и просьба, и приказ.
Он — это ел, он — это пил;
Теперь он кормит и поит
И перехожих, и больных —
Отныне дом его открыт.
К нему приходят — поглазеть,
Он стал посмешищем для всех;
Младенец-Дева из огня
Должна восстать, чтоб смолкнул смех.
И восстает из очага —
Златая, огненная стать, —
Не подымается рука
Дотронуться и спеленать.
А Дева ищет не его —
Богат иль беден, юн иль стар
Ее избранник, — но ему
Дом старца преподносит в дар.
Ограбленный, уходит вон.
Ища странноприимный дом,
Где выйдет Дева из огня
И слюбится со стариком.
Седой, согбенный и слепой,
Берет он Огненную Дщерь —
И вот рассыпался дворец.
И сад осыпался теперь.
Все перехожие — бежать,
Дрожа в смятенье, как листва,
И шаром плоская Земля
Крутится в вихре естества.
Шарахаются звезды прочь,
Забившись в щели пустоты,
Не стало пищи и питья,
Одни пустыни столь пусты.
Но есть Невинные Уста,
Они — Вино, и Хлеб, и Мед;
Есть Птицы Глаз на вертелах —
И, воскресая, ест и пьет.
Он знает, что растет назад,
Растет в младенческие дни;
В пустыне страха и стыда
Вдвоем скитаются они.
Она, как лань, несется прочь —
И, где промчалась, вырос лес,
Ее смятеньем порожден;
А он — за ней, во тьму древес,
Во тьму древес, во тьму Любви
И Ненависти, — он за ней;
И все извилистей леса,
Непроходимей и темней.
И вся пустыня заросла
Столпами мертвенных дерев,
И в Дебрях Бегства и Любви
Уж рыщут Волк, и Вепрь, и Лев.
И он добился своего!
Младенец он, она — дряхла;
Вернулись люди в те края,
А в небо — звезды без числа.
Деревья принесли плоды,
Маня и пищей и питьем;
Уже возводят города
И строят хижины кругом.
Но лишь Ужасное Дитя
Увидят жители страны,
Как с громким воплем: «Родилось!»
Сбегут из этой стороны.
Ведь ведомо: лишь прикоснись
К Ужасной Плоти — и умрешь;
Волк, Вепрь и Лев бегут, дрожа,
Деревья оголила дрожь.
Ведь ведомо: на эту Плоть
Управы людям не сыскать,
Пока Старуха не придет...
И все, как сказано, — опять.