В быт стола, состоящий из яств и гостей, в круг стаканов и лиц, в их порядок насущный я привел твою тень. И для тени твоей — вот стихи, чтобы слушала. Впрочем, не слушай. ...
Вот я смотрю на косы твои грузные, как падают, как вьются тяжело... О, если б ты была царицей Грузии, — о, как бы тебе это подошло! О, как бы подошло тебе приказывать! Недаром твои помыслы чисты....
Когда расцеловал я влагу двух глаз твоих и совершенство их нежной мрачности постиг, сказал я: я имел отвагу жить на земле и знать блаженство — я жил, я знал, и бог простит. ...
Потом я вспомню, что была жива, зима была, и падал снег, жара стесняла сердце, влюблена была — в кого? во что? Был дом на Поварской (теперь зовут иначе)... День-деньской,...
Родное — я помню немало родных и лиц, и предметов... Но сколько? Родное — всего лишь холодный родник, потрогаешь камень — и скользко, и чисто, и весело, и глубоко....
Тень яблони живет на красивом лугу. Она дышит, пугливо меняет рисунок. Там же живет самшит, влюбленный в луну, одетый кольчугой росинок. Цикады собираются оркестрами. Их музыка...
Это я — в два часа пополудни Повитухой добытый трофей. Надо мною играют на лютне. Мне щекотно от палочек фей. Лишь расплыв золотистого цвета понимает душа — это я в знойный день довоенного лета...