Произведения

И мнится — голос человека
Здесь никогда не прозвучит,
Лишь ветер каменного века
В ворота черные стучит.
И мнится мне, что уцелела
Под этим небом я одна —
За то, что первая хотела...

И музыка тогда ко мне
Тернового пути еще не знала.

1961

Татарское, дремучее
Пришло из никогда,
К любой беде липучее,
Само оно – беда.

...И на ступеньки встретить
Не вышли с фонарем.
В неровном лунном свете
Вошла я в тихий дом.

Под лампою зеленой,
С улыбкой неживой,
Друг шепчет: «Сандрильона,
Как странен голос твой...»...

...И на ступеньки встретить
Не вышли с фонарем.
В неровном лунном свете
Вошла я в тихий дом.

Под лампою зеленой,
С улыбкой неживой,
Друг шепчет: «Сандрильона!
Как странен голос твой!»...

... И на этом сквозняке
Исчезают мысли, чувства...
Даже вечное искусство
Нынче как-то налегке!

И не дослушаю впотьмах
Неконченную фразу.
Потом в далеких зеркалах
Все отразится сразу.

И неоплаканною тенью
Я буду здесь блуждать в ночи,
Когда зацветшею сиренью
Играют звездные лучи.

И никогда здесь не наступит утро.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Луна — кривой обломок перламутра —
Покоится на влажной черноте.

И опять по самому краю
Лунатически я ступаю.

20 мая 1960
Остоженка

И осталось из всего земного
Только хлеб насущный твой,
Человека ласковое слово,
Чистый голос полевой.

И отнять у них невозможно
То, что в руки они берут,
Хищно, бережно, осторожно,
Как ... меж ладоней трут.

. . . . . . . . поэта убили,
Николай правей, чем Ликург.
Чрез столетие получили...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И от Царского до Ташкента
Протянулась бы кинолента
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1950-е годы

И очертанья Фауста вдали —
Как города, где много черных башен
И колоколен с гулкими часами
И полночей, наполненных грозою,
И старичков с негётевской судьбой,
Шарманщиков, менял и букинистов,...

Была над нами, как звезда над морем,
Ища лучом девятый смертный вал,
Ты называл ее бедой и горем,
А радостью ни разу не назвал.

Днем перед нами ласточкой кружила,
Улыбкой расцветала на губах,...

И по собственному дому
Я иду, как по чужому,
И меня боятся зеркала.
Что в них, Боже, Боже! —
На меня похоже...
Разве я такой была?

И прекрасней мраков Рембрандта
Просто плесень в черном углу.

1950-е годы

И северная весть на севере застала
Средь вереска, зацветшего вчера,
Жасмина позднего и даже этой алой
Не гаснущей зари.

Н.П.

И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя.
Все кончено... И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.

И скупо оно и богато,
То сердце... Богатство таи!
Чего ж ты молчишь виновато?
Глаза б не глядели мои!