Вечерняя станция. желтая заря... По перрону мокрому я ходила зря. Никого не встречу я, никого, никого. лучшего товарища, друга моего... Никуда не еду я никуда, никуда......
Взял неласковую, угрюмую, с бредом каторжным, с темной думою, с незажившей тоскою вдовьей, с непрошедшей старой любовью, не на радость взял за себя, не по воле взял, а любя.
Забыли о свете вечерних окон, задули теплый рыжий очаг, как крысы, уходят глубоко-глубоко в недра земли и там молчат. А над землею голодный скрежет железных крыл,...
Знаю, знаю – в доме каменном Судят, рядят, говорят О душе моей о пламенной, Заточить ее хотят. За страдание за правое, За неписаных друзей Мне окно присудят ржавое, Часового у дверей...
Ничто не вернется. Всему предназначены сроки. Потянутся дни, в темноту и тоску обрываясь, как тянутся эти угрюмые, тяжкие строки, которые я от тебя почему-то скрываю. ...
А я вам говорю, что нет напрасно прожитых мной лет, ненужно пройденных путей, впустую слышанных вестей. Нет невоспринятых миров, нет мнимо розданных даров, любви напрасной тоже нет,...
Потеряла я вечером слово, что придумала для тебя. Начинала снова и снова эту песнь – сердясь, любя... И уснула в слезах, не веря, что увижу к утру во сне, как найдешь ты мою потерю,...
Сегодня вновь растрачено души на сотни лет, на тьмы и тьмы ничтожеств... Хотя бы часть ее в ночной тиши, как пепел в горсть, собрать в стихи... И что же? Уже не вспомнить и не повторить...
Сейчас тебе всё кажется тобой: и треугольный парус на заливе, и стриж над пропастью, и стих чужой, и след звезды, упавшей торопливо. Всё – о тебе, всё – вызов и намек....
Словно строфы – недели и дни в Ленинграде, мне заглавья запомнить хотя б: «Прибыл крымский мускат...» На исходе пучки виноградин, винный запах антоновок сытит октябрь.