Когда я брошу наконец мечтать о лучшей доле,
Тогда выяснится, что ты жила в соседнем доме,
А я измучился, в другой ища твои черты,
Хоть видел, что она не ты, но уверял, что ты.
А нам светил один фонарь, и на стене качалась
То тень от ветки, то листвы
размытая курчавость,
И мы стояли за куском вареной колбасы
В один и тот же гастроном, но в разные часы.
...О, как я старости боюсь —
пустой, бездарной, скудной,
Как в одиночестве проснусь в тоске,
глухой и нудной,
Один в начале сентября, примерно к четырем,
Как только цинковый рассвет
дохнет нашатырем!
О чем я вспомню в сентябре,
в предутреннем ознобе,
Одной ногой в своей ноге,
другой ногой во гробе?
Я шел вослед своей судьбе, куда она вела.
Я ждал, пока начнется жизнь, а это жизнь была.
Да неужели. Боже мой! О варево густое,
О дурно пахнущий настой, о марево пустое!
Я оправданий не ищу годам своей тщеты,
Но был же в этом тайный смысл?
Так это будешь ты.
О, ясно помню давний миг,
когда мне стало страшно:
Несчастный маленький старик
лобзал старуху страстно,
И я подумал: вот и мы! На улицах Москвы
Мне посылались иногда знаменья таковы.
Ты приведешь меня домой,
и с первого же взгляда
Узнаю лампу, стол хромой
и книги — те, что надо.
Свеча посветит пять минут и скоро догорит,
Но с этой жизнью, может быть,
отчасти примирит.
1991